— На Политклубе было сказано, что история имеет свойство повторяться. В чем это выражается?

 — В действительности все повторяется, причем, в мелочах! Становится похожим на то, что было 20-25 лет назад.

Вот, например, последняя инициатива по переименованию Чувашии в Волжскую Булгарию. 20 лет назад всю Республику трясло после I съезда Чувашского национального конгресса, когда там была выдвинута инициатива оставить за городом Чебоксары единственное название – Шупашкар. То есть русскому варианту не быть, быть только чувашскому. Аргументы те же самые: поднятие статуса региона, престижа чувашского языка и культуры, укрепление национального самосознания, один к одному. Русскоязычное население сразу же задумалось: «А не пора ли паковать чемоданы?». Ведь далее, согласно резолюции «О концепции Конституции ЧР», принятой на том же I съезде ЧНК, полагалось сделать единственным государственным языком чувашский. Без знания языка невозможно было бы поступить на государственную, муниципальную службу и т.д. Ситуация была довольно напряженной, но поскольку все эти идеи были не очень жизнеспособны, они достаточно безболезненно ушли.

 — Вы считаете, что сегодня инициатива переименования Чувашии в Чувашию-Волжскую Булгарию может дать развитие национализму?

 — Конечно, это националистическая идея. Я не хотел бы сейчас в этом копаться, поскольку я не специалист в национальном вопросе и истории. Там подоплека не очень-то и простая, и в данный момент будоражить это все не стоит. Как мне не нравится инициатива по ликвидации национальных республик в составе России, с которыми выступают и Жириновский, и Прохоров, так мне не нравится и попытки выпячивания национального вопроса на первый план. Сейчас настолько все зыбко и неустойчиво, что раскачивание этой лодки не приведет ни к чему хорошему.

 — Помимо предложения по переименованию Чувашии были другие события, которые даже у нас, у людей младшего поколения, вызывают ощущение возврата в советское прошлое. Например, ужесточение закона «О клевете» и другие.

 — Давайте смотреть так. Ситуация во многом напоминает начало 80-х годов в СССР. Когда власть почувствовала, что в значительной мере исчерпала свой потенциал, был взят курс на ужесточение. К власти пришел Андропов. Проводились рейды по общественным местам в рабочее время, чтобы выявить, на работе ли люди, или ходят по магазинам и сидят в кино. К человеку, который стоит в очереди, могли подойти дружинники и спросить, почему в рабочее время он здесь.

Я уже не говорю про то, что пошло резкое ужесточение цензуры. Все очень тщательно проверялось, чтобы, не дай Бог, какая-нибудь крамола не попала в публикации. Вот, в принципе, с определенными поправками на современность это мы сейчас и наблюдаем. 

 — Но мы же должны извлекать уроки из прошлого. Мы что, не можем этого сделать?

 — Можем, для этого нужно сделать так, чтобы нынешняя молодежь знала, что было в те времена и что мы имеем сейчас. Поскольку у меня такое ощущение, что люди вашего поколения знают историю 80-90 годов примерно на уровне средних веков.

Представьте себе такую ситуацию, когда я в первый раз поехал за границу в братскую Венгрию, меня остановили на таможне и спросили, сколько у меня с собой денег. Я сказал, что 70 рублей. Меня спрашивают: «Как 70? Вы же можете вывозить с собой только 30 рублей!». Я объяснил, что я взял такую сумму, потому что мне нужно будет купить билет из Москвы до Чебоксар. Добрый таможенник меня пропустил с лишней валютой. Почему только 30 рублей? Да потому что больше было просто нельзя!

Полезно знать такие моменты и понять, что такое быть скованным, жить в закрытом мире, не иметь возможности читать, что хочется, видеть, что хочется.

 — Но все-таки. Принятие некоторых законов, которые сегодня воспринимаются общественностью, как ограничение свободы, – это, может быть, необходимость?

 — Ну, конечно, нет никакой необходимости. Это попытка решить проблему силовым путем. Силовым путем проблема не решается. Если бы путем введения палочной системы можно было что-то сделать и изменить, мы давно стали бы самым передовым государством в мире. Вспомним режим Павла I, Николая I – не сегодня же начались в нашей стране попытки закручивания гаек. Все это было уже давным-давно. 

Кто-то, по-моему, из американских мыслителей первой волны сказал, что между независимым правительством и независимой прессой, он выберет последнее. Поскольку наличие независимой прессы неизбежно приведет к созданию независимого правительства. Когда есть свободные СМИ и нормальная многопартийная система, когда есть четкие законы, например, о том, что высшее должностное лицо не может занимать свой пост более двух сроков подряд, коррупция как-то сразу начинает идти на спад. Потому что та партия, которая находится в оппозиции, она очень пристально следит за той, которая у власти. Любая промашка берется на карандаш. А люди, которые находятся у власти, знают, что будут сидеть здесь не до пенсии. Пройдет два срока, команда сменится, а преемники очень любят копаться в грязном белье своих предшественников. Тут же достают его, показывают. Поэтому чаще всего срабатывает инстинкт самосохранения. 

 — Что касается свободной прессы, мы сегодня вновь вынуждены наблюдать, что журналисты зажаты в тиски неофициальной цензуры. Профессиональные обязанности сотрудников СМИ часто идут вразрез с их мироощущением. Вы, как журналист с опытом, что можете посоветовать в таком случае?

 — Какого-то универсального рецепта не существует. И хотя мы говорим о независимой прессе в других странах, даже там возникают конфликты. В таких случаях каждый выбирает сам, как поступить, сохранить работу или гнуть свою линию. Вряд ли я могу что-либо посоветовать, потому что у меня достаточно печальный опыт. С периодичностью примерно в 7 лет меня увольняют. Только из «Советской Чувашии» меня увольняли дважды.

 — Причина в том, что вы – правдоруб?

 — Можно назвать и так. Я – человек, который имеет собственную позицию, как по профессиональным, так и по гражданским вопросам. И когда приходится выбирать между теплым и мягким креслом и собственным мнением, я все-таки выбираю второе.

 — То есть вы на месте Владимира Познера, который высказал свое мнение по делу оппозиционера Леонида Развозжаева и публично осудил представителя Следственного комитета на Первом канале, поступили бы так же?

 — Я не могу себя соотносить с Познером. Я поступаю так, как я поступаю. И никого не призываю делать так же. Но считаю, что честью и достоинством торговать нельзя.

Чтобы привести теоретическое обоснование, расскажу: года два назад в Саратове была какая-то тусовка журналистов. Там выступал один из мэтров отечественной журналистики, господин Челышев. Возник подобный вопрос. На него он ответил так: «Практика показывает, когда профессионального журналиста увольняют, он всегда устраивается лучше». 

 — Но мнение о том, что журналист, уволенный за желание говорить правду, может найти работу лучше, насколько оно применимо к Чувашии? У нас ведь практически нет независимой прессы.

 — Сегодня в этом отношении, на мой взгляд, гораздо проще, чем в те же 80-е. Есть интерет. У нас не было. Например, когда меня уволили из «Советской Чувашии», я стал собственным корреспондентом газеты «Правда». Она была коммунистической, но мне же нужно было писать, публиковаться где-то. И поскольку они были согласны публиковать то, что я пишу, я там работал. Но тогда не было интернета, и материалы приходилось диктовать по телефону.

Сейчас же можно работать в любой редакции, не выходя из дома. Поэтому проблем нет, если твое творчество востребовано. К тому же, можно писать для появляющихся сейчас в Чувашии интернет-изданий, которые стараются быть независимыми. Я неоднократно говорил, что в республике такие СМИ очень нужны.

 — Но выразить свою позицию в интернете становится тяжелее, его ведь тоже начинают «зажимать». С 1 ноября появились «черные списки»...

 — Вернемся к тому, с чего начали. Ради Бога, пусть ограничивают как угодно. Мы знаем, чем все это закончится. Чем больше закручиваются гайки, тем мощнее сила, которая их сорвет. Бесполезно! Мы, естественно, против всяких революций и потрясений. Я надеюсь, что все-таки наверху много умных людей, которые поймут, что так действовать нельзя. Нужно просто потихоньку стравливать пар, идти в другом направлении. Не меньше давать свободы, а больше. Может быть, осторожнее. Не так сразу, как в 91 году, когда все обрушилось.

 — Надо бы, но как мы уже могли убедиться на Политклубе, формируется категория радикально настроенных оппозиционеров. Вы даже назвали их народовольцами. А ведь есть риск, что они возомнят себя желябовыми и перовскими и действительно захотят устроить революцию.

 — Да, есть. Причем, самое страшное, что сделано это будет с чистыми намерениями. Ребята-то симпатичные, правда? Поэтому с ними надо разговаривать.

 — Кто это должен делать?

 — Я считаю, что мы, восьмидесятники. Мы в долгу перед молодежью. Хотя бы по той причине, что она, как я уже сказал, ничего не знает о том времени, очень похожем на сегодняшние дни. Вы не знаете наших ошибок, наших историй. Нам необходимо, хотя бы, рассказать об этом. Мы же не представляем никакую партию, госструктуру, не получаем за это денег. Мы совершенно аморфная организация: без печатей, регистраций, президиума. У нас есть одно — желание поделиться опытом.

 — Какой вы видите нашу страну и Чувашию через 5-6 лет?

 — Вот представьте, что вы задали бы мне такой же вопрос в начале 91 года. Что бы я ни ответил, выглядел бы потом дураком. Потому что через 5 месяцев это была совершенно другая страна. А поскольку есть ощущение, что нечто подобное нам грозит и сейчас, то я, конечно, не рискую давать какие-либо прогнозы. Но ситуация очень похожа. Тогда был жуткий экономический кризис. Купить что-либо вообще можно было только по талонам.

Никогда не забуду этот момент. Еду с работы, дома маленькая дочь, мне надо ее чем-то кормить. Я зашел в магазин — и совершенно пустые полки. Совершенно! Я ходил по этому магазину в надежде найти хоть что-нибудь. И вот, в самом дальнем углу, я нашел ящик, где лежали фиолетовые цыплята. Я никогда больше не видел цыплят такого цвета. Они были настолько страшные, что никто их не рискнул взять. А мне уже отступать некуда. Я пришел домой и сказал: «Я принес вам цыплят, из цыплячьего Освенцима». Это было ужасно.

А теперь, давайте, подумаем. Мы ведь не знаем, как на нашей стране отразится вступление в ВТО. Дай Бог, что все будет хорошо. А если не так, если продукция предприятий не будет востребованной?

 — Если сельское хозяйство не будет поддерживаться...

 — Ну, Чувашия она, пожалуй, в этом отношении находится в более выигрышном положении. Здесь такой менталитет: плевать на то, что творится там, наверху. Весной посадим картошку, выкопаем, поросеночек есть, капустка квашеная есть, баньку затопим, самогонку сварим, и гуляем! Такой взгляд на жизнь — это удивительная подушка безопасности для тела. Вернувшись к земле, люди могут выжить. Но в глобальном плане ситуация очень непростая. И предсказывать не берусь.