«Зачем тебе, — говорю ,— он нужен?» — «Переживаю за дочь, познакомилась с индийцем, замуж за него собралась. Уедет в эту нищую страну! Хотелось бы узнать об Индии побольше из первых уст».

Впрочем, Индражит (имя изменено, уж больно они все боятся в чужой стране лишнего сказать), вовсе не считает, что страна нищая, а очень рьяно рассказывает о нефти и тому подобных богатствах. Индражит красив, общителен, любит подолгу беседовать на разные темы. Особенно меня «убивает», когда у него возникает желание поговорить о дефолтах и кризисах. Говорим мы по-английски, а у индийцев довольно своеобразное произношение, и примерно через час беседы на неинтересную тебе тему начинаешь напрягаться, пытаясь поймать ускользнувшую мысль. Ведь надо еще реагировать и к месту кивать головой
Жена Индражида говорит, что на родине он богат и живет во дворце. Народ ржет и предполагает, что индийский дворец — это наш сарай, простенький дом.

Я назвала его индийцем, и он меня похвалил, сказал, некоторые говорят «индус» — это не правильно, потому что слово «индус» имеет отношение к религии, а слово «индиец» к месту проживания. Спросила, правда ли, что индийцы молятся девяноста девяти богам. Засмеялся: «Девяносто девять? Нет, их гораздо больше!» На самом деле, сколько богов, сами жители этой страны не знают толком. В Индии верят, что прежде чем душа вселится в человека, она проходит 96 тысяч перерождений. Если согрешишь — попадешь в тело животного и будешь ждать еще столько же. Впрочем, существуют различные мнения на этот счет. Одни называют срок в 100 тысяч инкарнаций, другие просто замечают, что их «много, а сколько именно, надо спросить у брахмана».

У хитрого Индражида узнать, во что он верит, невозможно. Может, когда-то он и был открытым и наивным, какими, говорят, являются жители его страны, но пятнадцатилетняя жизнь в России научила его скрывать некоторые вещи. Он упорно выпытывал у меня подробности из жизни нашего среднестатического предпринимателя, но о своем бизнесе в Индии сказал коротко: «Химикаты». Когда я спросила, о чем он подолгу беседует с продавцами с рынка (те курят и матерятся, а он этого не любит), ответил: «Я понимаю, что рынок — не культурный центр и не жду ничего особо нравственного».

Индражит хорошо говорит по-русски, удивляется нечестности торгующих продовольственными товарами и тому, что в России много бездомных детей и сирот: «У нас нет детских домов, всегда найдется родственник, который возьмет ребенка».

Мой знакомый Александр только что приехал из Индии. «Я объехал весь мир, — говорит он, — Индия — это единственная страна, в которую мне не хочется вернуться». Там бедняга не мог ни есть, ни пить, брезговал. Готовится на улице еда — тут же коровьи лепешки и тут же присел кто-то, устроил, извините за натурализм, туалет. Для этой страны это нормально. А корова, священное животное, может ходить, где ей вздумается, совать морду в тарелки жующих граждан и в урны, переворачивать их. Все только улыбнутся, но никому не придет в голову отлупить её прутом. Скорее, скажут «кыш» на хинди, английском или каком-нибудь другом языке. К слову, только официальных языков штатов и отдельных территорий насчитывается 22, а есть еще и диалекты.

Мой собеседник мечтал увидеть Ганг, проснулся ни свет, ни заря и тут же направил свои стопы к берегу. На Ганге оказалось весьма многолюдно. Молились, обратив взоры на восход, брахманы в оранжевых одеждах, неподалеку от них человек с подозрительно провалившимся носом стирал в реке свое бельишко. Здесь же корова задумчиво роняла свои лепешки на берег, в нескольких метрах от нее женщина с ребенком поглощали еду с пластиковой тарелки, поставленной прямо на землю. Кто-то чистил зубы веточкой, другие стирали, задумчиво бродили по берегу или занимались иными делами.

А еще в Ганг они спускают пепел умерших людей! Любой индус мечтает после смерти быть сожженным на берегу этой реки. Кремация стоит дорого, около тысячи долларов. Настоящая церемония — на костре — предусматривает использование сандалового дерева, для бедняков создан электрокрематорий. Погребальные костры зажигают на закате. Нужно взять лодку за двести рупий (примерно 5 долларов) и поплыть к кострам. Те в два человеческих роста высотой. Вокруг шум, гвалт, крики «посторонись!» Никакого страха или отвращения и в помине нет. Здесь же попрошайки. Им надо обязательно дать мелочь.

Очень бедно и нецивилизованно живут на юге страны, на севере побогаче и покультурнее. «В какой части Индии ты живешь?» — спросила я у Индражида. «В центре!» — выпалил он без запинки.

Говорят, в Индии нет понятия времени. То есть если тебе назначили встречу в три часа дня, могут явиться и в три с четвертью, и в четыре, и на час раньше. Так же может опоздать или прибыть раньше положенного транспорт. Индражит обрусел до такой степени, что стал пунктуальным.

Как-то у меня произошел конфликт с проживающей в Чебоксарах американкой. Почему-то она обиделась на невинную статью и решила, что после публикации ее больше не впустят в Россию. Вот где пригодился Индражит! Глядя проникновенно в глаза, он с психотерапевтическими интонациями произносил «надо же понимать человека в другой стране» и «не вороши труп палкой, будет пахнуть!»

О чём-то мне эта индийская пословица напоминает!

А еще мне нравится индийское изречение «Нет добра в твоей душе – обрети хотя бы добрый вид». Нет уж, далеко они не простодушны!

Позвонила дочери знакомой по поводу Индии. Услышав о коровьих лепешках она как-то сразу расхотела туда замуж.